Эдгар Варбалд; акшар; 112 лет
граф; советник при дворе Великого Князя Фреодэрика Бреннана, представитель расы акшар в Конфедерации.


Luke Evans

1. ВНЕШНОСТЬ
Не самый яркий представитель расы, пожалуй, хоть и представляет её при дворе. Глаза не такие раскосые, как у большинства, и выглядит Эдгар на 35-37, в то время как другие акшары трепетно стараются сохранить внешнюю молодость. По-своему красив, без кричащих изъянов внешности, как грубые шрамы на лице или топорщащиеся уши. Телосложения статного, с широким разворотом плеч и развитой мускулатурой, высок (187 см). Смуглая кожа, испещрённое морщинами породистое скуластое лицо. Веки с густыми бровями неровной формы сильно нависают над тёмно-карими глазами, создаётся впечатление, будто граф всё время посматривает с прищуром. Мимические морщины залегли глубокими складками на переносице и лбу, у уголков тонких губ и особенно сильно вокруг глаз. Кажется будто акшар либо много хмуриться, либо много смеётся, но в обыденности он сдержан, сосредоточен и говорит негромким басом. О силе воли может сказать выдающийся подбородок, широкий и с ямочкой. Нос не крупный, расширяется к кончику. Свои чёрные с проседью волосы и растительность на лице держит в идеальном порядке. Иногда он бреется гладко, иногда отращивает усы и бородки аккуратной формы.
Эдгар вообще хорошо следит за собой. Его одежда опрятна и подобрана со вкусом. Он не всегда одевается по традициям своего народа, одинаково любит и акшарскую моду и карегвелльский силь одежды. Не носит много украшений, чаще только знаки отличия, но всё что на нём хорошего качества. В поведении нет напряжения, суеты или резкости, но их и не назвать вальяжными и ленивыми. Скорее движения выверенные, сдержанные, неспешные, аккуратные.
2. ХАРАКТЕР
Много слов говориться о шарме молодости. О безудержных мечтаниях, о великих планах, подвигах или попыток, первых чувств, которые непременно открытые и чистые, о надеждах и о преодолении комплексов. Молодость - это такая пора надежд, планов, будущего, мира у ног и отсутствия бремени быта. Чуть меньше говорят о переходном возрасте, периоде стыка, когда уже есть багаж прошлого и некоторые представления о будущем. Когда человек спрашивает себя, что он сделал и что ещё можно сделать. Свой шарм есть и у этого возраста: второе дыхание, переосмысление ошибок и понимание старых ценностей. И никто не любит говорить о  зрелости. Всё что уже могло тревожить человека - прошло, комплексы либо переросли в отвратные привычки, либо прошли, порывы сердца затихают и навсегда прячутся в глубине, не пройдя проверку на реальность. Характер оформляется окончательно, раны становятся шрамами, и всё нутро зрелого человека покрывается неповоротливой бронёй нажитого опыта.
Примерно это можно было бы сказать о Эдгаре. Хотя сам граф и не склонен думать, что его возраст хоть сколько то плох. Но да, это точно не тот человек, который бы стал героем романа. Его цели масштабные, но опыт подсказывает верный путь для их реализации. И этот путь не спешен, поступателен и лишён всякой романтики. Такой, как сам Варбалд - он пытлив, методичен, спокоен и не склонен к порывам. Обладает почти безграничным терпением айсберга, которого лучше не сбивать с горы - задавит.  Со стороны граф создаёт впечатление тёмной лошадки. Все его достоинства и недостатки прикрыты манерами или умалчиванием, трудно сказать, что на уме акшара в каждый момент времени. Мужчина прекрасно держит себя в руках, растеряв весь пыл ещё до своего 40-ка летия, его трудно как вывести из себя, так и пере-направить в другое русло. Постоянно взвешивает свои решения, от того уверен в них настолько, что повлиять на мнение практически не представляется возможным. Для вида он, конечно, согласиться. И если вы упорны, даже обманчиво пойдёт на попятную. Но обойдя досадную преграду снова вернётся на выбранное направление.
Он не консерватор, при том, скорее человек традиций и строгих правил. Его деятельность и цели делают его умеренным реформатором. Он принимает необходимость и неизбежность изменений, как в мире, так и в политическом строе, и считает искусством и правилом делать всё, чтобы изменения пришли вовремя, мягко и без осложнений.
Стратег, мыслилтель, человек действия, но действия поступательного. Акшар не может вести праздный образ жизни, такое быстро утомляет его. На политическом поприще от нашёл свою нишу, ему нравится строить реформационные проекты, следить за ходом их выполнения, наблюдать закономерности и следствия, обходить препятствия, вести “танец” с противником, утирать нос чужим шпионам и радоваться успехам своих. Это… азарт, как охота. Только лучше. В охоте ты пытаешься подстроиться под мышление только одной жертвы действуя проторенными дорогами, в политике ты ставишь сети, ты просчитываешь столько шагов вперёд, сколько не живут люди. Он всегда был руководителем и вряд ли может представить себя в ином месте.
Это властный акшар, привыкший быть главой. Он не видит необходимым доказывать свой авторитет силой или подавлением, но споров с собой от нижестоящих также не терпит.
Субординация и происхождение для него имеют большое значение. Да, он из тех, кто судит по “породе”, по родителям и насмехается над мыслью свинопасок взлетевших до баронес. Он не позволит себе хамить или колко поддевать того, кто равен или выше его, и умудряется совершенно не замечать прислугу и простолюд вокруг.
Честь для графа не пустой звук, но и не тема для пересудов. Он высоко ценит людей, которые умеют вести себя по чести, без трёпа и громких слов, потому что сам склонен к такому поведению. И совершенно не понимает, когда честь приписывают каким-то голосистым идиотам, что говорят о ней только для дам. Колкие замечания и ироничные насмешки в сторону этих индивидов можно часто услышать от Эдгара.
Он вообще склонен к некоторой надменности, пусть и не замечает этого. Не показной, или кричащей, но то и дело в поведении графа мелькает это ханженство.
Чувством юмора обладает, но спорным, не все оценят иронию или выраженный сарказм.
Как и все люди богатого опыта и многих лет, близких людей пытается уберегать от собственных ошибок. И не нотациями, к несчастью последних, а действиями, строгими запретами или принятием решения наперекор их мнению. Будь у него молодой и горячий сын, они наверняка бы рассорились в хлам из-за методов отца.
Он не жесток, нет. Более того, Варбалд брезгливо относится к пыткам и подобного рода зрелищам. Но необходимость жестокости понимает. Каждому преступлению есть соответствующая мера наказания. Для уголовных и административных - буква закона, для моральных… Зависит от “преступления”, пожалуй. Если будет считать, что его предали может поступить изощрённо. Склонен наказывать скорее морально: подавлять, уничтожать самое ценное, заставлять обидчика самого разочароваться в себе и своих целях. Даже готов терпеливо и долго добиваться полного исчезновения человека как личности, превращая его в блёклое подобие себя. Да его можно назвать злым (смотря какой моралью руководствоваться, конечно). И память у него хорошая. А жизнь долгая.
В дружбе и близких отношениях открыто симпатии проявляет редко. Эдгар вообще редко что-то делает явно. От того сложно с уверенностью утверждать, на чём базируется мелькнувшая симпатия. Просчёт? Выгода? Праздное любопытство? Внезапная ностальгия? Но ему не чуждо понятие верности, взаимопомощи, отдачи. Варбалд не обременён досадным и частым для долгожителей чувством паранойи или комплексом недолюбленности. Он точно знает для себя, кому и что должен, и точно также знает, что в ответ должны ему. Например, людям своего графства он должен безопасность, чистоту, условия для развития торговли и рабочие места. Они в ответ ему должны налоги, повиновение и верность. Ни больше, но и не меньше.
К слову о людях и нелюдях… Эдгар расист, путь и не ярый. Человеческая раса представляет для него… необходимую закономерность. Звено цепи, муравья, который выполняет свою работу. Он никогда не проголосует за подавление людей, просто потому что у них есть своя роль и толк. Но акшары стоят особняком во всей этой цепи. Про нагвалей говорит лишь с презрительной усмешкой. “Звери, аборигены, архаизм прошлого”, - много обидных слов. Разве что одного нагваля, капитана стражи Великого Князя, он выделяет. Для него тот одновременно и занимательная зверушка и феномен своей расы, что вызывает затаённое уважение и любопытство.
3. БИОГРАФИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ
Пока ты молод, пока тебе не стукнуло 20, и ты не столкнулся с необходимостью ежемесячного потребления крови, мир кажется предназначенным тебе одному. Особенно если ты акшар, долгожданный наследник, сын графа, баловень. Кажется, что все взрослые вокруг тебя играют некий спектакль, прощая любые проказы и поощряя интерес к “взрослым делам”. Ты привыкаешь смеяться надо всем в этой жизни. Всё кажется лёгким, доступным и беспечным, как и твоя молодость.
Так прожил свои первые 20 лет жизни и Эдгар. Как и любой ребёнок-акшар, он был долгожданным, желанным и балованным. Титул наследника графства Девон в Каргвеллии обещал ему безбедную жизнь и место в мире, и молодой виконт прожигал жизнь и родительские деньги. Он увлекался фехтованием, любил охоту и прочие забавы. Сейчас Эдгар если и вспоминает какие-то тревоги молодости, то лишь с ироничной усмешкой. Что было проблемой для него тогда?  Малый круг друзей из-за того, что раса не в большом фаворе в конфедерации? Что первая любовь была какой-то истеричной и даже дала ему пощёчину за неосторожное слово? Что после выхода в свет он всё чаще сталкивался с неприязнью по отношению к “кровопийцам”? Всё это сейчас граф вспоминает даже с теплой ностальгией: брошенные перчатки, объявленные дуэли чести, которой было больше, чем мозгов, даже первые (и заслуженные) розги от преподавателя, смертельную обиду за которые он тогда хранил лет 5. Мир был непозволительно прост тогда, до его 20-ти лет.
А потом всё навалилось как-то и сразу: он прошёл ритуал совершеннолетия и на него сразу стали наседать с женитьбой, через год в Конфедерации началась революция и Кениэр стал предпринимать всё более агрессивные попытки отделения. Молодого Варбалда приставили к сэру Годрику на службу, велингтонскому графу и старому другу отца. 4 года изнурительной гражданской войны сильно поменяли и переломали Эдгара. Поначалу заседание в тылу и беганье собачкой с приказами старого вояки настолько раздражало виконта, что он неразумно и по-юношески горячо требовал “настоящего дела”. Когда пошли “настоящие дела” он вдруг понял, насколько был не готов командовать другими и отвечать за чужие жизни. Но Эдгар смог собраться. Поражения, что в те годы стали ужасными ранами, сейчас тоже стали призраком, воспоминанием, эхом чужих криков. Победы же делали ему имя, давали благосклонность и опыт. К окончанию гражданского передела Конфедерация столкнулась  целым рядом проблем. Проблем, приведших её к поражению. Виконт тоже тяжело перенёс удар. Он был “романтиком войны”, а стал командиром 1000 отряда на выходе с бойни. Организованных, выстроенных, вышколенных, как это возможно сделать с народным ополчением обращённым в солдатов. Но его маленькие победы были песчинкой - Фелесгард был уничтожен и Кениэр, подкормленный империей, откололся.
Эдгар вернулся домой сильно возмужавший и хмурый. В военные годы он часто забывал пить кровь, или не делал этого, чтобы немногие приближённые и его собственные люди не открещивались от него, видели союзника, друга. От стресса мужчина получил несколько седых волос и морщинок у глаз. Обыденный и спокойный юг, насколько то возможно в условиях гражданских войн, вдруг стал тяготить его. Но прежде чем он успел подорваться в научный корпус Велингтона получать дополнительное образование политолога, отец поставил его перед фактом скорой свадьбы. “Ты волен распоряжаться своей судьбой, но перед семьёй, перед всеми акшарами у тебя долг”. Наследники. Вот она, бесценная монета “кровопийц”. Столь редко рождающиеся дети. Эдгар не знал готов ли он к семье. Всю голову молодого мужчины занимали проекты военных реформ, которые он грезил провести, политика, экономика. Но отец был прав, и акшар позволил ему выбрать самому будущую невестку. Из всех ошибок молодости Эдгар действительно сожалеет только об этой.
Гертруда. О, он никогда не думал, что имя может быть столь созвучно с проклятьем, но сейчас это именно так. Сейчас это ледяная неприязнь и даже презрение к женщине, в которую он по молодости чуть не влюбился.
Изящная, тонкая, черноглазая Гертруда была идеалом акшарских красавиц. Она была мила, нежна, воспитана… Идеальная школа идеальной жены. Много позже эта маска треснет, но в 25 и он ещё вёлся на образ хрупкой и запуганной лани, что смотрела на мужа доверительно, как девочка. Да, он достаточно рано поймёт, что в молодой жене есть патологический страх быть публично осуждённой, опозоренной, но тогда он сочтёт это милым. Трогательным. А потом, 70 лет спустя, это станет его оружием страшной мести. Но пока они торжественно дают клятвы, знакомятся, танцуют на свадебном балу.
С 27 Эдгар уезжает на несколько лет учится политологии и экономике. Это был второй раз, когда он столкнулся с предвзятым отношениям к “кровопийцам” в таком объёме. После войны народ конфедерации был подавлен, аристократия уязвлена поражением и потерей части страны, а акшары стали эдакой ассоциацией с давним врагом. В университетах он очень часто натыкается на конфликты, нередко это заканчивается его вспышками гнева и драками. В армии субординация и военный трибунал укорачивали язык, но светская публика была лишена таких ограничений. Это были тяжёлые годы для Варблада, но познавательные. Он выпустил тогда весь жар, который припас в характере, и гнев его впредь стал только холодным и тихим.
Начиная с 35 мужчина, пользуясь связями отца, пытается притереться ко двору тогдашнего Великого князя. Отец на политический вальс сына, пока неуклюжий, с наступанием на ноги “партнёру”, смотрит сквозь пальцы. Это хороший и грустный опыт неприятия расы при дворе. Когда-нибудь сыну придётся представлять интересы народа вместо него, пусть будет готов. Так думал отец.  А молодой Эдгар обивал пороги, проигрывал, злился, раскидывал бумаги реформационных планов, но потом брался снова.
Забавно, в те годы Гертруда ещё могла поддерживать его. Хотя её взгляды, грустно-понимающие, всегда какие-то страдающие и неестественно затравленные, скорее нагнетали каким-то невыполненным обязательством, сам факт красивой и благородной жены, что приходила в покои по ночам, заглаживал тревоги. Это был недолгий период перелома.
Тот проект, что мужчина шлифовал, переосмыслял, пытался провести заново был тем, что сейчас называют “системой воинского звания”. Всецело оценив недостаток субординации, дисциплины и разброда в годы войны он видел “корень проблемы” именно в этом.
В 40 лет он внезапно находит при дворе сторонников, круг будущих друзей, что не только расширили горизонты его суждений, но и научили многому. Это было их маленькое “общество деревянных солдатов”. Глупое детское название, придуманное для застольных вечеров большой компанией мужчин-политиков с большими планами.  Они не просто трепали языками. Эти придворные мужи вполне здраво рассуждали о перспективах, делали ставки на следующего главу конфедерации, подбирали к нему пути. Они помогали Эдгару увидеть бреши в его планах, но и взяли их на вооружение. “Общество” собрало внушительную законодательную базу.
Действовать не в одиночку стало проще. Даже некоторое пренебрежение к людям акшар  пересмотрел, хоть от чувства расового превосходства не избавился ни тогда, ни теперь. 
В “обществе” люди были разные. Да, бесспорно все дворяне, аристократы, “политики по крови”, интеллектуалы. Но характеры внутри этого маленького “законодательного кабинета” разнились от замкнутых одиночек, до максималистов-бунтарей. Эдгар тоже нашёл там свою нишу, он даже мог сказать, что нашёл своё место в жизни, но это был преждевременный вывод. Впрочем, люди склонны к преждевременным доводам, пока они счастливы. А разрабатывая законопроекты, проверяя, обсуждая их, отбрасывая, и по линейке примеряя на каком году правления какие лучше ставить Варбалд был счастлив. Он чувствовал, что это его стезя. Многие из его тесного круга шутили, что он единственный, кто, возможно, застанет все изменения от первого до последнего, увидит историю и напишет её. Тогда в их голосах была белая зависть и даже одобрение, и акшар позволил себе обмануться, что его приняли. Но и это было зря.
Милый теоретический этап закончился, когда к “деревянным солдатам” примкнул младший сын тогдашнего развеллинского князя. Юноша задиристый, шебутной, но знавший каждую лазейку и каждый ключик к вставшему на престол Великому князю. Его близкий друг, все дела. Он стал проталкивать членов “общества” в непосредственную свиту. Это не всегда было законно, почти всегда не честно и через раз через женщин, любовниц и какие-то мелкие пристрастия, вроде охоты. Именно развеллинский княжич настоял на том, чтобы акшар перестал, хотя бы на время пребывания в свите, пить кровь. “Тебе стоит стать более человечным, а то мой дорогой друг подумает, что ты тут с высока смотреть на него пришёл”. Под давлением прочих он стал делать перерывы. Его желание увидеть результаты столь длительных трудов брали верх над здравым смыслом.
Эдгар вошёл в свиту Великого князя, и законопроекты стали приниматься. Первым ударом, возвращавшим его с небес на землю, стал удар по гордости и честолюбию: законопроект по воинским званиям приняли, но его имени и подписи на бумаге не было. “Двору стоит привыкнуть к акшару. Пойми, не все отнесутся правильно, если мы так скоро станем допускать другие расы до законодательного процесса. Это просто предрассудки”. Это просто предрассудки. Но дальше их становилось только больше. Он не был назначен в совет князя, ненадолго ставшие друзьями “солдатики” жирели, старели, путались в интригах и отдалялись слишком быстро. Не сказать, чтобы это стало для него ударом. Эдгар никогда не был привязчив, слишком многое оставлял про себя и в себе. Но с их падением жирел и извращался кусок памяти, тот недолгий период “ордена”, что дал ему почти мимолётное, по меркам акшар, чувство “уместности”. Это было тяжело, с какой бы светской и фальшивой миной Варбалд не встречал поворот судьбы.
А потом пришёл новый князь. И в его религии не было места “кровопийце”. Эдгар был снова отдалён от двора и вынужден вернуться домой. Там его ждало другое, куда более тяжёлое испытание. Сейчас не было какого-то предлога, повода, способа увильнуть от этих оскорбительных полунамёков, от отвратительного спектакля жертвы, которую играла его жена. Факт отсутствия у них детей на протяжении стольких лет не спрячешь в полах плаща. Гертруда же… Она раздражала. “Случайно” могла что-то сболтнуть не то при гостях, или своим поведением намекнуть на тягость своей доли. Разговоры о детях, чужих, своих, стали запретной темой в доме, Эдгар просто не мог терпеть унижения, особенно когда женщина намекала на его неспособность в этом вопросе.
Он чувствовал себя запертым в клетку себе не по размеру. Воспитание и остатки чести не позволяли ответить жене той же оскорбительной монетой, а отсутствие дела превращало дни в монотонную серость прозябания в поместье.
Он занимал себя образованием, нанимал учителей, бардов, часто надолго задерживал интересных личностей у себя при дворе гостями. Но быт праздного виконта был утомителен и скучен. В этом стазисе трудно было чувствовать себя живым.
Отчасти поэтому он раньше ухода отца на покой попросил у того должность представителя расы акшар. Тот передал ему не только свои полномочия, но и титул, отрекшись от земель в пользу старшего сына. “Пожалуй, я устал”, - сказал ему тогда 177 летний старик с лицом молодого мужчины. Эдгар думал, что хоть какое-то дело выдернет его из трясины. Но ошибался.
Балы, приёмы, встречи… да, это вернулось на круги своя, нелепой канителью муторных разговоров. Как представитель расы он одновременно столкнулся и с большим ханжеством людей и с падением (в понимании графа) многих прочих акшар. Эта работа сильно изменила его. Он стал насмешливым, циничным более, чем был прежде, перестал думать об окружающих, как о личностях, скорее как о закономерностях.
Странное горькое и насмешливое торжество переполняло его тогда. Он подносил кубки с вином к губам, выпивал за чьё-то здравие и с затаённым ожиданием наблюдал медленный декаданс двора конфедерации. Многолетний опыт уже тогда выявлял уязвимости, маленькие трещины внешней глины этого сосуда, который позже развалиться от давления. “Падайте, я посмотрю”, - с насмешкой думал акшар. Зная, где найти “клей” кувшину, но не собираясь больше метать бисер перед свиньями. Его гордость и надменность тогда взяли верх. Но сам того не замечая, разрушался и сам Эдгар.
Вынужденное бездействие и предвзятое отношение, работа, съехавшая на формализм, угнетали его. Чувствуя клеть какого-то замкнутого круга мужчина искал отдушину и не находил её. Ни чтение, ни культура, ни вникание в инженерию и яды, ни что из увлечений этого периода не давало ему самого главного - цели. Цели, вектора, навигационной карты. Как проплыть это море рефлексии? Дом стал чужим, а Гертруда… Гертруда стала ненавистью.
70 лет. Они были знакомы целых тягостных 70 лет, в которых мелькнувшая страсть подменялась вежливостью, вежливость терпимостью, а эта терпимость недоверием и затаенной обидой. Этот узел отдавал фальшью в каждом утреннем приветствии и когда-нибудь на него должен был упасть тяжёлый молот ненависти.
И он упал с лёгким шагом ножек леди Рианнон на порог графского дома.
Рианнон МакКехт, дочь обнищавшего барона МакКехта. Когда-то давно владения этой семьи были в предместьях Фелесгарда. МакКехты всегда придерживались проконфедерационных взглядов и после революции бежали сюда. Но отплатил ли двор им благодарностью за верность? О нет. Первое время старые связи помогали безземельным баронам как-то существовать, но с каждым новым поколением их положение становилось всё хуже. Внутри семьи дети получали некоторое образование и воспитание, которое было практически бесполезно в суровой реальности. Рианнон была старшей дочерью, молодой девушкой на выданье и без приданного. Стареющий и больной отец, скончавшаяся в родильных муках мать, брат, много младше её - всё свалилось на хрупкие плечи девушки с железной волей. Она искала путей хоть как-то зарабатывать деньги, не теряя достоинства, но умела слишком мало.
И в очередной отчаянной попытке она приходит на порог графа… предлагая ему покупать её кровь. “Я очень здорова”, - спокойно говорила девушка, держа идеальную осанку и оправляя светло-рыжий, почти медовый, волос. Она настаивала на приёме целый месяц, а когда приём состоялся не дала ни одному колкому замечанию достигнуть цели. Граф не знал, что его подтолкнуло  тогда, наверное скука. Уж кто-кто, а он не нуждался в крови. Впрочем, Рианнон предлагала её не ему, она пришла к представителю расы, готовая отдавать по кубку три раза в месяц, что, по прикидкам самого акшара, довело бы её крепкое здоровье до анемии. Но предложение он принял именно для себя. Тогда мужчина считал, что это его немного развеет, и даже не думал, что с приходящей раз в месяц девушкой завяжется роман.
Книги стали всё равно, что первым шагом навстречу. Она часто ожидала приёма в библиотеке, и никогда не могла удержаться, не взяв одну с полки. Также, никогда не слышала его шагов до последнего момента. Потом разговоры невзначай. Потом предложение задержаться на обед. Всё пошло как-то само собой.
В ней были гордость и достоинство - сколь старым и потёртым ни было бы платье, Рианнон носила его как брильянтовое колье. Живой пытливый ум алкал знания - всё что было в его библиотеке, всё что могли ей дать слова. Лёгкие насмешки графа, что он позволял себе первые дни, встречала холодная сабля ответа, граничащего с дерзостью. Эта леди не позволяла себя задеть, хотя лучше кого-либо понимала, в каком плачевном её семья положении. Понимала и то, что она женщина, а значит не в её силах вытянуть всё, но всё равно искала пути. Пусть такой странный путь - предложить свою кровь графу - но искала. И, смотря на это упорство и силу воли, мужчина вдруг вновь почувствовал необходимость двигаться. Не ходить по замкнутому кругу личных проблем. Они пока не могут заставить женщин рожать больше - пускай. Но могут сделать жизнь ныне живущих лучше. Могут же? Да, это займёт много времени, но время это то единственное, что у акшар в достатке. Кроме расовых проблем. Он снова стал обивать пороги князей, появляться на приёмах, глотать, как пилюли, праздное любопытство и оскорбления, но не терял, как прежде, самоконтроля. Образ смелой и находчивой Рианнон будил в нём желание что-то делать. Увы… не только его.
Из ежемесячных встречи превратились в еженедельные, ежедневные… еженощные. Графу долго пришлось ухаживать за предметом своего тайного восхищения, не один месяц и даже не один квартал. Беседы на гуманитарные и научные темы переходили во всё более личные, потом пошли подарки, что она неизменно отвергала, потом подарки её семье, дом её отцу с его больными коленями, “пропуск” в офицерскую академию её брату. Эдгар не был свят в своих чувствах, он понимал, что не сможет жениться, он понимал, что не сможет быть с ней долго. Он, гори оно всё, понимал даже то, что сама Рианнон недолго потерпит непонятного положения любовницы. Но ничего не мог с собой поделать. С ней он испытывал жажду жить, в то время, как их беседы с женой отдавали тошнотворным формализмом. И Эдгар понимал, что намерено ставит обнищавшую горделивую аристократку с принципами в положение весьма должной ему женщины. Пытался компенсировать, откупиться то ли от своей совести, то ли от её чести. А себе всегда можно придумать веский довод. Он бы смог потом найти ей достойного мужа. Ведь мог бы?
Роман получился на удивление долгим, даже несмотря на то, что оба понимали - из этого ничего не выйдет. Но кое-что вышло. Женщина забеременела.
Эта новость слишком сильно потрясла Эдгара, чтобы он мог воспринять ситуацию адекватно. Так много лет он с женой тщетно пытался завести ребёнка, что он просто “не подумал”? В глубине поддался вере жестоким оскорблениям Гертруды и поверил, что он действительно не способен иметь детей? Какая-то шальная надежда затмила его разум. Гуманнее для девушки, да и для себя было попросить Рианнон сбросить плод и найти ей уже мужа, но акшар захотел увидеть Своего ребёнка. И когда родился сын-полукровка мужчина понял окончательно, на каком тонком льду он стоит. Шалые идеи бросить всё и остаться жить с человеческой женщиной, той, которая может сделать тебя отцом ни единожды, и не дважды, постоянно закрадывались в голову, как навязчивый бред. Он стал неосторожен. Подарки Рианнон стали слишком дорогими, чтобы сплетники шептались тихо, а Гертруда сжимала платок и отворачивалась. Женщина была уязвлена и яд в ней закипал маслом в котле. А Эдгар пьянел от странного счастья.
Спуском стрелы с тетивы стали лёгкие насмешки при дворе. Когда намёки на сложность иметь детей переключились с графа на его жену. И блистательная, красивая женщина с фарфоровой кожей из несчастной пленницы чужого недуга, вдруг стала нежеланной женщиной. Этого её гордость уже не выдержала.
План был продуман хорошо. Почти идеально. Случайная болезнь ребёнка после смены служанки, приходящий к нему лекарь, а потом и сама любовница мужа стала чувствовать недомогание. И время графиня выбрала удачное - Эдгар уехал ко двору правящего тогда Великого Князя на несколько месяцев. А вернулся на похороны.
Графиня отравила свою соперницу и её сына, которому тогда было всего два года, и в своём странном торжестве она думала, что муж не только никогда не докопается до правды, но и скоро забудет. Увы, в Каргвеллии не только искусно готовили яды и противоядия, но и могли их определять. Поставивший причину смерти доктор сразу отметил похожие на медленное отравление симптомы и передал эту информацию графу надеясь на вознаграждение. Началось тайное расследование.
Медленно, из-за долга, который не мог бросить, из-за запутанности следов, Варбалд шёл к правде медленно. Он понимал, что истина от него не убежит, у неё есть свойство всплывать рано или поздно. Прошёл целый год, пока граф нашёл заказчицу в собственном доме. И за этот год Гертруда не только убедилась в тщетности надежд и далее жить семьёй, но и отказалось от попыток иметь законного ребёнка. Ступив за черту однажды такие люди редко останавливаются. Она завела любовника-акшара, и за время долгих поисков Эдгара успела не только пережить бурный роман, но и забеременеть.
Граф нашёл убийцу. Но как же всё стало сложно! У него были на руках улики, показания свидетелей, он мог даже устроить самосуд. И у него была беременная женщина-акшар, его жена. Конечно, он понимал, что ребёнок не его. Но там был маленький представитель их умирающего народа, он просто не мог придушить его вместе с ней. С другой стороны, к чему грубые методы? Ведь всегда можно уничтожить живого иначе. Изнутри.
В крови акшара гулял яд, ужаснее тех, что сцеживают с белладонны шианской оранжереи. Чего ему хотелось больше? Унизить жену, как она унизила его, или причинить ей боль, какую она причинила? Он не мог сказать. Не мог, но заставил, пьяный от гнева, заставил Гертруду подписать бумагу, по которой она сознавалась в неверности, в двойном убийстве и лжи. Не удовлетворившись этим он потребовал, чтобы она не участвовала в воспитании малыша, который родиться. Дочери, которую он назвал Рианнон. Которая даже не была его ребёнком. Смешно! Но мелочная месть, желание заставить женщину испить той чаши, что хлебнул он, слепила глаза.
Рианнон же росла не зная отказа. Акшарское воспитание просто не позволяло вылить гнев на ребёнка своей расы. Редкий дар, от пусть и “похищенный” им у родной матери обманом. Но граф знал, что его супруга вряд ли понесёт снова. Знал, потому что маленькая хрупкая Рианнон была слаба здоровьем и, как сказали целители - проблема в крови матери. Всё стало ясным. Бесплодные попытки, комплекс “паршивой овцы”, параноидальный страх публичного осуждения от жены. Впервые граф задался вопросом - обманет ли он в будущем жениха своей дочери, умолчав о её здоровье, как то сделал его свёкр?
Варбалд не оставлял своего поста. Пусть советником он был скорее голубям княжеской башки (как шутил сам), он упорно пытался отстаивать интересы народа и влиять на великих князей. Но лишь с Фреодэриком они впервые стали приходить к взаимопониманию. Молодого князя граф знал ещё до получения титула, пусть и не лично, в конце концов, он же его вассал. Однако, доверительных разговоров вплоть до вхождения того на престол не происходило. Лояльность и широта мысли правителя не только приятно удивили акшара, покрывшегося за столь долгие годы плесенью скепсиса. Они давали надежду. Надежду, что какие-то почти забытые, старые проекты “ордена деревянных солдатов” будут воплощены в жизнь и Эдгар увидит историю и напишет её.

4. ЦЕЛИ И СТРЕМЛЕНИЯ
- Надеется реорганизовать Конфедерацию в уверенную и сильную монархию.
- Надеется добиться лучшей доли для своего народа. Для этого надо решить вопросы низкой рождаемости и зависимости от крови
- Хочет вылечить дочь от болезни
- Найти дополнительный заработок землям, деньги лишними не бывают
- Найти чем ещё развлечь себя на оставшиеся столетия жизни
5. УМЕНИЯ
- Обученный боец, хорошо владеет одноручными и полуторными мечами. Не любить драться с щитом.
- За счёт охоты и турниров молодости, неплохо ладит с луком.
- Прекрасно владеет расовой способностью внушения.
- Прекрасно ездит верхом. Разбирается в породах лошадей, сам охотно пополняет жеребцами конюшню.
- Этикет, придворный этикет, танцы, все необходимые манеры
- История, политология, экономика, математика, военная тактика и стратегия - эти науки знает прекрасно. Немного разбирается в ряде других, таких как создание ядов и противоядий, инженерную сторону архитектуры (почему здания строятся так и что зачем где ставится), какие-то знания из ботаники философии, на уровне нескольких прочитанных книг.
- Умеет оказать первую помощь, но этим знанием пользуется ужасно редко.
- За счёт многолетнего опыта хорошо разбирается в психологии людей.
6. СЛАБЫЕ СТОРОНЫ
- В бытовых вопросах не понимает ничего. Ни разу не держал иглу, ни готовил себе еду, не имеет представления, как и чем занимаются слуги. Даже не пытается вникать в это.
- Некоторая надменность и ханженство мешают ему общаться с простыми людьми.
- Предвзят к окружающим, редко делает исключения.
- Вопрос детей является болезненным. Также, отдельной слабостью является 12-ти летняя дочь.
- В вопросах, касающихся сложных наук, не компетентен.
- Плохо владеет тяжёлым оружием.
7. ИМУЩЕСТВО И СНАРЯЖЕНИЕ
Владения вверенных ему земель, два поместья, одно в своих землях, другое в столице Каргвеллии. Огромные конюшни с жеребцами, псарни, полагающие статусу крестьянские угодья. Граф не самый богатый, ни самый бедный из своего “ранга”. Последнее время его положение улучшилось за счёт приближённости ко двору. Всегда на себе носит только знаки отличия, вроде перстней.
8. ОБ ИГРОКЕ
Опыт игры: около 11 лет
Связь: у администрации есть.
Примерная скорость игры: 2 поста в неделю
Игровые предпочтения: Политика, личные сюжеты.
9. ПРОБНЫЙ ПОСТ
Мрак сделал ещё шаг и провалился в грязь по бабки. Альвареса в седле тряхнуло вперёд и он, брезгливо скривив губы, зло мазнул по бокам жеребца шпорами. Конь недовольно фыркнул, переступил, едва не наступив на дёрнувшегося и сжавшегося в руках людей герцога паромщика. Но как только земля под копытами перестала откровенно хлюпать, снова понурил мокрую башку.
Это был самый статный и быстрый гнедой, до цвета красного дерева, конь, что встречался герцогу. И потому он выкупил норовистого жеребца без размышлений, получая наслаждение от процесса объездки не меньше, чем от езды. Рамон часто говорил, что зверь достоин своего наездника. Но, увы, как и капризный герцог, породистый скакун не переносил тяжёлых непроходимых дорог. Он рос на пустошах, просторах, где можно было смело срываться в галоп и шматья склизкой грязи не вырывались из-под копыт.
- Так когда он уехал? - сморщив лицо в гримасе отвращения спросил Альварес мужика. Хотелось взять его крупную, мокрую и красную голову и методично, сжав на волосах руку в перчатке, бить о стену его лачуги. И ещё раз. И ещё. Пока на дереве не появятся характерные разводы выбитой дури и крови.
Дико хотелось услышать опровержение сказанному сроку. Может герцог ослышался? Не могло же статься так, что целых грёбаных пять дней скачки не только не уменьшили, но увеличили расстояние до Джезрана! Или старая гнида летает по воздуху на сговорчивом драконе?!
- Д-два дня, Ваше В-вы-высочество…
- Что ты заикаешься, будто тебя в детстве с дырявой люльки швыряли, чернь?! - надо было излить своё негодование. Просто выплюнуть пару литров кипящего, как масло котлов, негодования. Почему бы и нет, чем не вариант? Нервно, мужчина погладил свой хлыст при седле, и в лихорадочно горящих под капюшоном плаща глазах танцевали искорки раздражения. Этим же взглядом он осмотрел всё вокруг, как голодный хищник, которому мало коренастого мужика, что боязливо смотрел на рыцарей в коже  с наклёпками.
А что было вокруг? Маленькое селение, если этот обрубок можно так назвать, около 10-ти домов, в одном питейная, что громко назвали “таверна”. Жителей, следовательно, меньше пятидесяти, и их то любопытные, то напуганные лица мелькали в прорезях, прикрытых соломой, что заменяли им окна. Всё это, и без того жалкое и унылое, зрелище утопало в проливном ливне, который стоял такой стеной, что герцог не чётко видел последних людей в своей свите. Этот же ливень хлестал по бурлящей реке, паром на которую гад паромщик отказался спустить даже с ножом у горла. И эти же тяжёлые капли развезли дороги настолько, что копыта коней разъезжались.  Было понятно, что сейчас ехать было нельзя, да и некуда. Джезран пересёк реку, и если они поедут вдоль, выискивая другую переправу, куда вероятнее просто провалятся в какую-нибудь очередную зловонную лужу.
О-о-о, зловонное болото, которым стали дороги! Как южанин ненавидел резкую погоду Аменда, с его муссонами, и… (герцог поднял голову и пара капель упали на его лицо) ливнями. Не хотелось даже спешиваться в это месиво, но люди ждали ответа, а сам он ждал повода выпустить пар.
Но пришлось немного отложить… прогнать по скулам желваки и скрипнув зубами развернуть лошадь к самому, на вид, целому дому. Спешившись практически на самый порог, чтобы лишний раз не ступать по грязи, он один раз зло пнул дверь, прекрасно зная, что местные жители, как и все прочие, глазели на допрос паромщика, а значит бодрствуют и готовы их принять. Зайдя в сени и осмотрев их тяжёлым взглядом, и остался глубоко не удовлетворён ни состоянием наскоро сколоченной мебели, ни сельским духом, что пропитал всё вокруг. но тут не лил дождь и дом был достаточно протоплен, чтобы не отдавать сыростью и плесенью, значит можно было рискнуть заночевать тут. Мнение хозяев, сбившейся в углу семьи, он, естественно не узнал.
- Эй, Грего! - крикнул он за порог оруженосцу, что хвостом следовал за герцогом. -Меня, Эсфун, Алаю, ещё одного и тебя сюда. Остальных распределите по домам.
И глянув на мрачнеющих местных мстительно добавил:
- Будут упираться, выставляй их к чертям. Отбудем, когда это истеричное небо перестанет рыдать.

Отредактировано Эдгар Варбалд (2016-04-28 12:37:03)